Горные реки Кыргызстана идеальны для рыборазведения
Несмотря на отсутствие у Кыргызстана выхода к морю, в стране развивается рыбная промышленность. Горные реки оказались наиболее подходящими для создания рыбных хозяйств, а вкус кыргызской форели нравится не только местным жителям, но и потребителям соседних стран. В стране прекрасные условия для работы в этом секторе экономики. Тогда почему с экспортом рыбы немало проблем, а объемы производства растут не такими темпами, как хотелось бы? О работе рыбсектора рассказал Урмат Жумалиев, президент Ассоциации рыбопромышленников Кыргызстана:
— Ваша ассоциация молодая, не так ли?
— Она была учреждена два года назад на фоне активного развития рыбной отрасли. Нужно было как-то взаимодействовать с государством, ветеринарными службами. Чтобы все по одному не выстраивались в очередь в госорганы с одними и теми же проблемами, необходимо было всех объединить и организованно формулировать запросы. Мы включили в объединение в первую очередь, конечно же, крупнейшие компании, которые производят форель, у которых уже есть какая-то история, которые ранее занимались экспортом. Их было всего десять, но и о них никто не знал. Сегодня эти производства на слуху, все употребляют их форель. Их включили в первую очередь как локомотив, чтобы это помогло мелким фермерам. Мы их называем “агрегаторы”. Допустим, фермеры могут у них получить мальков, наладить поставки корма, вырастить эту рыбу и им же ее продать для дальнейшего сбыта в страны ближнего и дальнего зарубежья.
— Как сегодня работается рыбопроизводителям?
— Становится все сложнее. Все больше стран-соседей заинтересованы в импорте форели, но у каждой есть свои ветеринарные, санитарные требования к содержанию этой породы рыб, к ее химико-токсикологическим показателям, по паразитологии. К примеру, в Китай мы не можем экспортировать, потому что у нас нет лаборатории, которая бы соответствовала стандартам данной страны. Проще всего работать с нашими соседями по ЕАЭС благодаря определенным договоренностям о свободном передвижении товаров и стандартизации продукта. Но все равно и в Казахстане, и в России, и в Беларуси, и у соседних Узбекистана и Таджикистана есть свои ветеринарные требования, которым нужно соответствовать.
— На каких водоемах республики работают наши компании по производству рыбы?
— Я скажу про форелеводство. Для выращивания этой рыбы больше всего подходят горные реки, потому что форель не обитает в непригодной для питья воде. Она очень чувствительна к температуре, форели нужна чистая, богатая кислородом вода. Она должна быть прозрачной, чтобы форель могла видеть пищу, которой питается. Вода должна быть холодной — если температура свыше 20 градусов, форель погибает. Наши проточные горные реки идеально подходят. При работе в таких условиях снижается риск потерь, болезней. Озера и пруды для форели не подходят. В летнее время вода там нагревается до 30-35 градусов, в зимнее время она замерзает, из-за этого может произойти замор форели. Но у нас есть садковое фермерство на глубоких водохранилищах, где форель может опускаться на дно в зимнее или летнее время для того, чтобы находиться в более комфортной температуре.
— Как предпринимателю “занять” место на реке?
— Чтобы иметь возможность работать в определенном месте, нужно в органах местного самоуправления уточнить, кому эта земля принадлежит. Если она не в частной собственности или не в аренде, можно обратиться в Рыбдепартамент. Они проведут исследование на содержание кислорода, на годовые режимы температуры. Может быть такое, что если вода весной подходит в это место, это не значит, что она в летнее время подойдет. Проводятся исследования местности в круглогодичном формате: какая температура в зимнее время, осеннее, летнее и весеннее. Не бывает ли там, допустим, паводков, селевых потоков. Если все благополучно, выдается паспорт, который позволяет далее строить хозяйство.
— Простой вопрос: это легко сделать?
— Для трудолюбивого человека легко. Эта отрасль новая, все нормативно-правовые акты принимались не так давно и с учетом мнения самих рыбоводов. Было много встреч и собраний — выездных и в Министерстве сельского хозяйства. Если территория относится к айыл окмоту или лесному хозяйству, необходимо возместить ущерб государству — считается, что при осуществлении деятельности идет влияние на плодородный слой почвы. Конечно, у нас есть сложности с подсчетами потерь и убытков государству. Хотим отметить, что рыбная отрасль относится к сельскому хозяйству. Было бы правильно рассматривать рыбные хозяйства как сельскохозяйственные предприятия и применять к ним какие-то льготы. Нам же убытки и потери считают так, будто земли, на которых мы работаем, в дальнейшем невозможно восстановить. А рыбоводство — это, как правило, экологически чистое производство.
— То есть если с участка хозяйство “убрать”, там можно будет снова все выращивать?
— Для сельского хозяйства земля остается абсолютно пригодной. Я больше скажу, она будет богата разными видами минералов, потому что рыбные экскременты — один из дорогих видов удобрений в мире, но у нас это, правда, не практикуется.
— Кыргызстан далек от океанов и морей. Что вообще можно сказать о потенциале в сфере производства рыбы?
— Вы наверняка слышали, что в Японии произвели сброс радиационной воды в прибрежные воды, из-за этого очень сильно сократился импорт из этой страны и Китая. Но в мире востребована красная рыба, потому что она очень полезна. Все диетологи советуют употреблять именно красную рыбу. Минздрав Кыргызской Республики называет норму потребления на душу населения — минимум 11 килограммов на человека в год. Если бы кыргызстанцы в нужном количестве потребляли рыбу, то всего объема сегодняшнего производства форели в стране не хватило бы даже для внутренних нужд. В советское время был рыбный день по четвергам, то есть люди имели привычку есть рыбу. Это было, конечно, навязано, но система здравоохранения активно работала, государству был нужен здоровый гражданин, так что люди ели рыбу.
— А сегодня наше население стало больше ее потреблять, как вы считаете? Кыргызы ведь больше мясоеды.
— Мы констатируем, что местное потребление увеличивается с каждым годом. Не буду говорить о Кыргызстане, конкретно могу сказать о Бишкеке: если 5 лет назад город потреблял порядка 2 тонн ежедневно, то сегодня этот показатель достигает 20 тонн. Это не придуманные цифры. Есть компании, которые занимаются сбытом рыбы на местный рынок, они состоят у нас в ассоциации, мы постоянно у них берем данные, как продвигается реализация. В весенне-летний период местный рынок хорошо потребляет форель, а в зимний люди переходят на мясо, потому что форель диетическая, а мясо более калорийное. Лето — наш основной сезон. Сегодня мы форель даже не экспортируем, потому что не хватает объемов покрыть потребность внутреннего рынка. Цены справедливые, люди покупают. Надо понимать, что у фермеров много трат, есть определенные риски. Но даже оптовая цена вполне позволяет развиваться хозяйствам.
— Было бы выгоднее отправлять кыргызскую форель на экспорт?
— Я объясню, почему Кыргызстану невыгодно выращивать рыбу на экспорт. Дело в том, что мы импортируем корма для форели, в итоге конечная цена на рыбу высокая, да и себестоимость форели высокая. Мы не можем соперничать с такими странами, как, например, Турция — крупнейшим нашим конкурентом. Но у них есть заводы по производству кормов, ведь рядом моря. Из морской рыбы и отходов производят нужные корма, у них они в 2 раза дешевле.
— У нас ведь тоже есть завод по производству кормов для рыбы?
— Производить возможно, но конкурировать по цене и качеству нет. Дело в компонентах. Форель — хищник, она любит белки. Но есть животные белки, которые не подходят. Если для производства корма используется перьевая мука, такой корм форель не усвоит. Ей нужна рыбная мука. В европейских кормах чаще всего в составе более 30 процентов рыбного белка. Из Маврикия, Перу поставляют океаническую сорную рыбу. Ее не употребляют, но она отлично подходит именно для переработки в корм. У нас нет выходов к морю, логистика сложная, так еще и необходимо привлекать сторонних технологов.
— В каком виде в основном реализуется местная рыба?
— В основном ее экспортируем в охлажденном виде — она сырая, во льду, не замороженная. Мы практикуем глубокую переработку форели, но такого продукта недостаточно даже на местном рынке, не хватает его нашим ресторанам. Суши-бары покупают уже охлажденную форель, разделанную в виде стейков, филе и так далее. Если вы где-то в ресторане заказываете форель в виде стейков, филе, малосольную, это все местное производство.
— У Роспотребнадзора возникли претензии к нашей рыбной продукции, насколько производители сочли их справедливыми?
— Я не совсем согласен с позицией Роспотребнадзора. Однако эта ситуация дала нам огромный импульс для выхода на другие рынки. Нам подняли планку. Что говорить, Россия одна из стран с самыми высокими требованиями, соответственно если мы выполняем ее требования, то, в принципе, сможем в любую точку мира экспортировать нашу продукцию. Они были с одной стороны правы. У нас и впрямь немножко “дикое” выращивание, беспорядочное. Мы с их рекомендаций немного привели дело в порядок, наладили взаимодействие с ветеринарной службой. Без тесной работы с ними невозможно работать на экспорт. Для поставок продукта за рубеж должен быть прослежен весь путь. Чаще всего мы используем икру форели из Испании, Франции и других стран. Отслеживание идет, начиная от места происхождения икринки, потом в какое хозяйство ее привезли и как она растет.
— То есть у нас нет хозяйства, где бы производилась своя икра?
— Вы говорите о маточном стаде? Безусловно, это было бы выгодно, потому что ежегодно Кыргызстан импортирует порядка 100 миллионов икринок — это очень много. Есть такой специалист Екатерина Максим из Курганского института аквакультуры. Она даже готовила для нас проект по этому вопросу. Но без помощи государства будет тяжело его реализовать только лишь силами предпринимателей. Нужны большие вложения. Необходимо построить для маточного стада установку замкнутого водоснабжения, но главное — иметь специалистов. Выращенный в нашей воде рыбопосадочный материал был бы более адаптирован к нашим условиям. У нас на базе Аграрного университета открыли факультет ихтиологии, но даже одного курса еще не выпустили. Но хоть ассоциация у нас немаленькая, только крупные компании делают выплаты. А если бы все фермеры уплачивали членские взносы, мы бы уже рассчитывали бюджет и могли бы привлекать специалистов для общего блага.
— Тогда как вы сейчас узнаете, как работать с рыбой?
— Удивитесь, но многое берем из интернета. Будет несправедливо не сказать, что Министерство сельского хозяйства, с которым мы сотрудничаем, предлагает различные программы. Я таким образом посетил две страны — Китай и Турцию. Получил хорошие знания в сфере аквакультуры, перенял опыт, теперь применяю у себя и делюсь с коллегами. Но если бы были здесь специалисты, это было бы эффективнее. Допустим, если у нас рыба заболевает чем-то, нет возможности оперативно проверить ее на чувствительность к антибиотикам. А фермер, который не разбирается в этом, срочно начинает давать лекарство и не всегда угадывает с дозировкой. А ведь в зависимости от болезни нужно конкретное назначение по виду препарата, необходимо дозировку выдержать, период лечения. Фермер боится, что рыба пропадет, ему главное, чтобы она не умерла.
— Много разновидностей болезней у рыб?
— Нет. Еще ведь многие люди не понимают, что не все внешние признаки означают болезнь. Форель — лососевая порода, она имеет такой же характер нереста. Какая-то часть при этом процессе погибает, это тяжело контролировать. Кто-то снял на видео, затем попало в сеть, и началась паника, что в рыбхозяйствах рыба мрет. Потребители сразу подозревают, что на прилавках больная или сдохшая рыба.
— В парламенте недавно прозвучало заявление депутатов, что рыбные хозяйства якобы загрязняют водоемы всякой заразой, заиливают пруды. Как вы это прокомментируете?
— На самом деле такая информация к действительности никакого отношения не имеет. Я тоже читал высказывания парламентариев на тему того, что, особенно в районе Токмока, земля и пруды якобы отравлены в результате деятельности рыбхозяйств. Любой человек, который занимается форелью, проверяет продукцию по ряду параметров, иначе ее невозможно будет продать. К сожалению, у нас нет лаборатории. Мы отправляем пробы в Алматы. А тот же Роспотребнадзор настаивает на усиленном лабораторном контроле. То есть, если минимально мы проводим анализы на нитраты, нитриты, мышьяк, антибиотики, то при усиленном лабораторном контроле нужны исследования на ртуть, свинец, красители. Раньше некоторые из этих веществ использовались как антисептики для водоемов. Но потом исследования показали, что употребление в пищу рыбы, которая таким образом обеззараживалась, вредно для человека, вызывает образование раковых клеток. Сегодня это все не применяется.
Я бы призвал вообще парламентариев на такие темы высказываться аккуратней и прибегать только к официальным фактам. За нами наблюдают страны-импортеры. После подобных высказываний наши встревоженные партнеры из России, Казахстана и Узбекистана начинают звонить и выяснять, где что отравлено. К тому же у нас очень высокий водообмен, нам нет необходимости эти водоемы чистить. Но по реке выше есть другие форелевые хозяйства, и чтобы отходы их жизнедеятельности не стекали в наши хозяйства, соблюдаются санитарные разрывы порядка 500 метров. В каждом хозяйстве есть отстойники, где вода “отдыхает” и уже чистой попадает в водоем.
— Что нужно, чтобы сектор еще больше реализовал свой потенциал?
— Не скажу, что государство не помогает. У нас кластерное финансирование, но оно идет через банки, а нам очень тяжело с ними сотрудничать. Банки требуют залог, а само хозяйство, в которое фермер целиком и полностью вкладывается, в залог не берут. Конечно, нам необходима лаборатория, чтобы мы могли расширить горизонты своего экспорта. И третье — необходимо обучать специалистов-ихтиологов.
